Неточные совпадения
Сережа, и прежде робкий в отношении к
отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался
отца. Он, как бы прося защиты,
оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
И вот снится ему: они идут с
отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит
отца за руку и со страхом
оглядывается на кабак.
— Может, и болесть, а может, и нет, — таинственно ответила Марья Степановна и, в свою очередь,
оглядевшись кругом, рассказала Данилушке всю историю пребывания Привалова в Узле, причем, конечно, упомянула и о контрах, какие вышли у Василия Назарыча с Сережей, и закончила свой рассказ жалобами
на старшую дочь, которая вся вышла в
отца и, наверно, подвела какую-нибудь штуку Сереже.
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить. В комнате стало жутко и тихо. Потом он повернулся к дверям, но в это время от кресла
отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт
оглянулся; я тоже невольно посмотрел
на отца. Лицо его было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал было усилие, чтобы подняться, потом опустился в кресло и, глядя прямо в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
Галактион стоял все время
на крыльце, пока экипаж не скрылся из глаз. Харитина не
оглянулась ни разу. Ему сделалось как-то и жутко, и тяжело, и жаль себя. Вся эта поездка с Харитиной у
отца была только злою выходкой, как все, что он делал. Старик в глаза смеялся над ним и в глаза дразнил Харитиной. Да, «без щей тоже не проживешь». Это была какая-то бессмысленная и обидная правда.
Отец пошел
на вспаханную, но еще не заборонованную десятину, стал что-то мерить своей палочкой и считать, а я,
оглянувшись вокруг себя и увидя, что в разных местах много людей и лошадей двигались так же мерно и в таком же порядке взад и вперед, — я крепко задумался, сам хорошенько не зная о чем.
Говоря это,
отец Михаил пристально смотрел
на Митю Смоковникова. Гимназисты, следя за его взглядом, тоже
оглядывались на Смоковникова. Митя краснел, потел, наконец расплакался и выбежал из класса.
Ни одного дня, который не отравлялся бы думою о куске, ни одной радости. Куда ни
оглянется батюшка, всё ему или чуждо, или
на все голоса кричит: нужда! нужда! нужда! Сын ли окончил курс — и это не радует: он совсем исчезнет для него, а может быть, и забудет о старике
отце. Дочь ли выдаст замуж — и она уйдет в люди, и ее он не увидит. Всякая минута, приближающая его к старости, приносит ему горе.
Не успел он
оглянуться, как увидел, что
отец протопоп пристально смотрел
на него в оба глаза и чуть только заметил, что дьякон уже достаточно сконфузился, как обратился к гостям и самым спокойным голосом начал...
Хоронили
отца пышно, со всеми попами города и хором певчих; один из них, пожарный Ключарёв, с огромною, гладко остриженною головою и острой, иссиня-чёрной бородой, пел громче всех и всю дорогу
оглядывался на Матвея с неприятным, подавляющим любопытством.
— Пиши, пиши,
отец мой, — сказал он шопотом, как будто предполагая, что какой-нибудь дух сидит между им и бумагой, и, боясь спугнуть его, без шума, потихоньку сел
на пол. Когда дядя Ерошка бывал пьян, любимое положение его бывало
на полу. Оленин
оглянулся, велел подать вина и продолжал писать. Ерошке было скучно пить одному; ему хотелось поговорить.
Солнце вышло уже из-за груши, отенявшей арбу, и косыми лучами, даже сквозь ветви, переплетенные Устенькой, жгло лица девок, спавших под арбой. Марьяна проснулась и стала убираться платком.
Оглядевшись кругом, она увидала за грушей постояльца, который с ружьем
на плече стоял и разговаривал с ее
отцом. Она толконула Устеньку и молча, улыбнувшись, указала ей
на него.
Огромными прыжками Игнат выскочил вон из каюты с диким ревом. Он возвратился скоро, раньше, чем Фома, качаясь
на ногах и
оглядываясь вокруг себя, добрался от окна до
отцовой постели.
«Да, я пойду, но так, как делал тот
отец, который накладывал одну руку
на блудницу, а другую клал в жаровню. Но жаровни нет». Он
оглянулся. Лампа. Он выставил палец над огнем и нахмурился, готовясь терпеть, и довольно долго ему казалось, что он не чувствует, но вдруг — он еще не решил, больно ли и насколько, как он сморщился весь и отдернул руку, махая ею. «Нет, я не могу этого».
(В гостиную справа входит Пётр, садится в кресло, закрыв глаза и закинув голову. Иван смотрит
на часы, открывает дверцу, переводит стрелку. Часы бьют восемь. Пётр открывает глаза,
оглядывается. Иван, насвистывая «Боже царя храни», стоит посреди столовой, хмурый и озабоченный. Пётр решительно идёт к
отцу.)
Она
оглянулась на всех, и все, кроме
отца и матери, не могли удержаться от смеха, глазами указывая
на ее смешного кавалера, а кто смешон, не смеша, тот, конечно, не понравится молодой девушке.
— Не пожертвуете ли, православные,
на свечи,
на ладан благоверному князю Георгию, преподобным
отцам сего града Китежа, — раздался густой, несколько осиплый голос над расположившимися пó берегу озера слушать ночной звон китежских колоколов.
Оглянулся Василий Борисыч —
отец Варсонофий.
А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею,
отца Ефима. Она все понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она
оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх
на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.
Парень быстро взглянул
на отца, дернул его за рукав, и оба они, как по команде, повалились доктору в ноги. Тот махнул рукой и, не
оглядываясь, быстро пошел к своей двери.
Украдкой мечет Самоквасов
на Дуню страстные взоры, а сам то и дело
оглядывается, не заметил бы
отец.
Я лезла к ней по ее каменистым уступам и странное дело! — почти не испытывала страха. Когда передо мною зачернели в сумерках наступающей ночи высокие, полуразрушенные местами стены, я
оглянулась назад. Наш дом покоился сном
на том берегу Куры, точно узник, плененный мохнатыми стражниками-чинарами. Нигде не видно было света. Только в кабинете
отца горела лампа. «Если я крикну — там меня не услышат», — мелькнуло в моей голове, и
на минуту мне сделалось так жутко, что захотелось повернуть назад.
Выйдя из дому, я обрывом спустилась к Куре, перешла мост и, взобравшись
на гору с противоположного берега,
оглянулась назад. Весь Гори был как
на ладони. Вот наш дом, вот сад, вот старый густолиственный каштан под окном
отца… старый каштан, посаженный еще при дедушке… Там за его ветвями спит он, мой папа, добрый, любимый… Он спит и не подозревает, что задумала его злая потара сакварела…
— Это вы сделали? — сказал он, указывая
на поломанные сургучи и перья. — Я любил вас, но Аракчеев велел мне, и я убью первого, кто двинется вперед. — Николинька
оглянулся на Пьера; но Пьера уже не было. Пьер был
отец — князь Андрей, и
отец не имел образа и формы, но он был, и видя его, Николинька почувствовал слабость любви: он почувствовал себя бессильным, бескостным и жидким.
Отец ласкал и жалел его. Но дядя Николай Ильич всё ближе и ближе надвигался
на них. Ужас охватил Николиньку и он проснулся.
Отцу-протопопу Туберозову он устроил в окне жестяной вентилатор; городскому голове сделал деревянную ногу, чтобы чистить
на ней его высокие голенища; кому полудил кастрюлю; кому спаял изломанные медные вещи, склеил разбитую посуду, и Старый Город не успел
оглянуться, как Пизонский, в самое короткое время, прослыл в нем самым преполезным человеком.
Наташа
оглядывалась на Элен и
на отца, как будто спрашивая их, что́ такое это значило; но Элен была занята разговором с каким-то генералом и не ответила
на ее взгляд, а взгляд
отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».